Мартынов всегда хотел бороться со стереотипами и доказать миру, что русские могут делать бизнес и создавать инновации, а в результате вынужден бороться с русскими стереотипами о самих себе.

Владислав Мартынов родился 23 июля 1969 года в Долгопрудном. Мама — парикмахер, отец работал в космической отрасли. Папа, тоже Владислав, сначала собирал ракеты «земля — воздух», потом перешел работать в Центр управления полетами. Когда Мартынову было три года, его семья переехала в Королев, где он и вырос. Это была пора космической гонки и азарта — Гагари­н десять лет как слетал в космос, в США полным ходом шла программа «Аполлон», американцы шесть раз побывали на Луне. Отец Мартынова изучал разведданные об американской космической программе, а дома постоянно бывали космонавты. И хоть конструктор Сергей Королев до сих пор остается для Владислава кумиром, его всегда привлекала романтика морских путешествий. В школе занялся своим первым бизнесом — покупал редкий журнал Bravo и распродавал постеры с музыкальными группами; тусил с первыми московскими брейкдансерами, устраивал школьные дискотеки и получал нагоняй от школьного начальства. Поступил в Мурманске в мореходку и до сих пор с трепетом вспоминает два с половиной месяца на крупнейшем в мире учебном парусном судне «Седов». «Людям, которые в море никогда не были, это все ни о чем не говорит: шторм, аврал, вахта, рында, штиль, восход, ночь, звезды и все по-настоящему, как двести лет назад, — рассказывает он. — А шторм — это офигенно: гора воды, холм — и ты внизу, а через десять секунд наверху и под тобой пропасть. И ты постоянно то вверх, то вниз, колбасит. Приходишь в столовую, стол под углом сорок пять градусов, все прикручено, чтобы не падало. Сначала страшновато, но это невероятные переживания, никаки­е американские горки не сравнятся». В мореходке Мартынов пробыл два года, отслужил в армии и решил вернуться домой помогать родителям.

В стране тоже бушевал шторм — перестройка, гласность, кооперативы, первые частные заведения и кафе. Мартынов захотел к этой волне прикоснуться. Он поступил в Российский университет кооперации и устроился в первый российский «Макдоналдс» на Пушкинской площади. После лекций преподавателей из Университета Джорджии ехал на работу и удивлялся «космосу»: мотивации сотрудников, эффективности устройства бизнеса, организации конвейеров и расписанному по минутам процессу. Каждую пятницу Владислав, загруженный гладильными машинками «Калинка» и скороварками с прищепками, садился на поезд и ехал в польский город Белосток. Вот и вся рыночная экономика — два дня стоишь на рынке на открытом воздухе, загоняешь прищепки со стопроцентной маржинальностью, потом на выручку здесь же покупаешь свитера Boys и Tears, джинсы Pyramid, едешь домой и вместе с папой продаешь все на рынке ЦСКА. Свой навык продавца Мартынов начал развивать именно тут: как-то разложенные на папиной «Оке» джинсы за день выгорели, а девушке, которой подошел размер, не понравилось, что они с двух сторон разного цвета. Мартынов попросил ее вернуться за джинсами через три часа и на это время выложил их выгорать на солнце обратной стороной.

После университета была чехарда различных иностранных компаний. Он попал в Cogent, оттуда в PepsiCo, ­затем, в 1994 году, старшим консультантом и менеджером в консалтинговое агентство Arthur Andersen. А после и собственный бизнес — стал российским представителем компании Columbus IT.

Мартынов видит отголоски российских девяностых, когда смотрит на Пекин с заднего сиденья черной иномарки, а он не любит девяностые: анархия, стрельба, смерть на улицах, «полный mess», голод, никакой куль­туры, грязь, агрессия, бандиты с пушками и цепями, большие перемены, решающий момент. И при этом вспоминает то время с упоением — азарт, риск, амбиции.

Российские операции Columbus купила компания Navision, а их, в свою очередь, — Microsoft, и Мартынов уехал в США, в штаб-квартиру компании в Редмонде трудиться старшим директор­ом по работе с независимыми разработчиками программного обеспечения. С генеральным директором Microsoft Стивом Балмером объездил весь мир. На свою карьеру Мартынов смотрит как на долгий путь к главному заданию, созданию YotaPhone: Microsoft — как лучшая международная менеджерская школа; возвращение в роли президента в датскую Columbus IT, котора­я на тот момент стала глобальной корпорацией, — опыт управления публичной компанией; управление SAP СНГ — спасение крупной бюрократической компании в условиях кризиса; инвестирование в ITV | AxxonSoft и Wild Apricot — опыт продвижения российских стартапов на международном рынке. Владислав Мартынов после продажи своего бизнеса Navision долго нигде не задерживался до 2010 года, когда ему позвонил старый друг Денис Свердлов и предложил захвати­ть мир.

В сентябре 2010 года глава госкорпорации «Ростех» Сергей Чемезов под объективами видеокамер встречался с президентом Дмитрием Медведевым. Речь шла об инновациях, и под конец встречи Чемезов достал из чемодана пластмассовую болванку — серую шайбу, похожую на губку для маркерной доски. Вместо экрана — черная заглушка, на задней панели — наклейка с черно-белым изображением. Чемезов сказал президенту, что этот шмат пластмассы — прототип, российская разработка, смартфон, который будет работать в сетях 4G. Мартынов заверяет, что и презентация была незапланированная­, и Чемезов просто оговорился, но это уже не имеет никакого значения, потому что Дмитрий Медведев под вспышки фотоаппаратов потыкал пальцем в безжизненный муляж и вопросительно сказал:

Разговор стремительно превращался в очередной вавилонский разговорник:

— Что-то не нажимается вроде.

— Ну, это пока прототип.

— Ммм… Прототип?

— Но это — абсолютно наш продукт?

— Прототип.

— Но это — абсолютно наш продукт?

— Наш продукт!

— …Который будет выпускаться на наших предприятиях, — утвердительно произнес президент.

— Пока, к сожалению, выпускать мы его будем на Тайване, но разработка российская…

Интернет и пресса взорвались ликующим воплем: в России наконец-то решились создать телефон, и это — кусок государственного пластикового говна, который даже не включается. Трудно придумать худший старт для дела, и когда через пару месяцев Денис Свердлов, тогдашний гендиректор Yota Group, производившей роутеры и оборудование для 4G-сетей, предложил Мартынову превратить смартфон в успешный международный российский бизнес, море негатива его «немного» смутило. Владислав сразу же заинтересовался, но думал три дня, прежде чем согласился: «Свердлов знал, кому позвонить, он тонкий психолог. Знал мою авантюрную сущность, что мной движут амбициозные проекты. А этот проект еще и был наполнен идеологическим смыслом: мы создадим что-то новое на рынке, полезное для людей, и это придет из России. Будем ломать еще один стереотип про русских. Почему-то для меня это стало важным в последние двадцать лет. На начальном этапе таких проектов все говорят: это невозможно, бред, а меня это только подпитывает, заводит и дает энергию». Все родовые травмы YotaPhone, у которого тогда даже имени не было, были заложены именно на встрече Чемезова с Медведевым, и Мартынову, несмотря на его заверения, что без «Ростеха» этот проект не состоялся бы, до сих пор приходится разгребать последствия и объяснять все по новой: что и само государство, и «Ростех», владеющий четвертью Yota Devices, не вложили в смартфон ни копейки и что телефон сильно лучше, чем о нем принято говорить. Что инновации никогда не окупаются быстро и что разработка iPhone обошлась в $ 150 млн, а YotaPhone — в $ 15 млн. При этом Мартынов уверен, что именно чудовищный старт позволил телефону вообще появиться на свет, хоть тогда он и недо­оценивал общественный скепсис, с которым предстояло столкнуться.

Сидя в переговорной на 61-м эта­же, Мартынов так вдохновенно рассказывает про идею двух экранов, как будто он сам ее придумал. Мартынов говорит, что, когда он пришел в Yota, трубка с двумя экранами была лишь одной из нескольких возможных концепций. В сейфе в его кабинете в московском офисе лежат макеты невышедших моделей, а на компьютере хранятся первые видеоконцепты. Обтекаемый, не требующий проводов, без отверстий и кнопок, гладкий и естественный, как камень на морском берегу, телефон премиум-сектора. Телефон для экстремальных условий — от восхождения в горы до сплавления на байдарках, — который не ломается и может отправить сигнал SOS, если человек вовремя не вышел на связь. Телефон-конструктор, похожий на анонсированный в 2015-м Google Project Ara: батерейки разных размеров, сменные камеры разных мощностей. На презентации YotaPhone 1 один из журналистов озадачил Мартынова, одетого в джинсы и рубашку, вопросом, почему он без черной водолазки, раз он у нас тут русский Стив Джобс. И хоть Мартынов заверяет, что эти сравнения его всегда бесили, смущали и тяготили, изредка он себя и сам может сравнить с Джобсом, но лишь по той роли, которую он играет в компании, — тот «работа­л как хороший дирижер оркестра и фильтр идей, когда ему приносили разные концепции, а он выбирал ту, которую можно масштабно коммерциализировать». Вот и Мартынов отодвинул все затеи на второй план и выбрал двухэкранный телефон как главную ­концепцию. С ­одной ­стороны ­обычный ЖК-экран, с другой — экран как у чита­лок, который отображает информацию даже без электричества. Отлично, а зачем?

Первым делом команда YotaPhone села прописывать все возможные сценарии работы второго экрана и пользы от него. Задний экран потребляет в разы меньше энергии, не вредит глазам, не бликует на солнце и никогда не гаснет. На него можно выводить полезную информацию в любых комбинациях, чтобы прекратить тянуться за телефоном каждый миг. Вы не будете обижать собеседника тем, что постоянно ковыряетесь в смартфоне: чтобы узнать что-либо, достаточно бросить взгляд на экран. Можно добавить красивые картинки на обои. Удобно читать книги. И если у вас вдруг сядет телефон, ваш посадочный талон все равно будет отображаться на втором экране. Хорошо, но что теперь? На поиск этого ответа ушло три года.

Yota Devices нужно было из ничего в условиях ограниченных финансов создать команду, процесс проектирования и разработки уникального устройства, организовать процесс управления массовым производством. Сначала Мартынов искал команду. Специалисты по софту были в России, а вот по железу нашлись только в финском городе Оулу, известном двумя вещами: международным чемпионатом мира по игре на воображаемой гитаре и компанией Nokia. Мартынов нанял только что уволенную из Nokia банду из центра исследования и разработок. До этого специалисты, с которыми встречался Мартынов, не хотели идти на работу в Yota, опасаясь, что государственный псевдотелефон быстро сдуется и будущего у него нет. Затем нужно было найти поставщика комплектующих — желающих взяться за реализацию непонятного концепта тоже было немного. Мартынов договорился с крупнейшим поставщиком чипсетов для смартфонов Qualcomm, что было непросто для стартапа из пяти человек, которых никто не воспринимает всерьез. Владислав пробрался на закрытую вечеринку в Турции, нашел там сына председателя совета директоров Пола Джейкобса, показал ему прототип и через пять минут получил добро на сотрудничество. По заверениям Мартынова, Джейкобс сказал, что не видел ничего подобного со времен выхода первого iPhone. Вторым шагом была долгая эпопея по выходу на членов семейного бизнеса E-Ink, главного в мире производителя электронной бумаги.

Сам смартфон не сразу собирался — разгоряченный процессор портил картинку на E-Ink, а антенны плохо работали из-за обилия металлических комплектующих. Тепло вывели через боковые панели, между дисплеем и начинкой телефона положили графитовый тепловой экран, а антенны распределили по краям и вплавили в корпус. Худоба телефону тоже далась не сразу, а проблемы не прекращались. Одна фабрика задержала поставку экранов на три месяца, другая, китайская, взяла в заложники целую готовую партию телефонов, предназначенных для очередной выставки. Мартынову пришлось лететь в Китай и вызволять детище из плена. От сборки на китайских фабриках отказались и смогли договориться с сингапурской многомиллиардной Hi-P, выпустившей когда-то давно первый BlackBerry. Они довели разработку до серийного ­производства.

В январе 2013 года Мартынов поехал на выставку потребительской электроники в Лас-Вегас, чтобы пообщаться с аналитиками, показать первый рабочий прототип и получить экспертное мнение о перспективности концепции телефона с двумя экранами. В результате YotaPhone занял первое место как главная инновация года, хотя в конкурсе не участвовал. Затем были «Каннские львы», от участия в которых Мартынов сперва отказался, а потом прилетел, презентовал телефон жюри — и получил «Золотого льва» за инновации (и овации битком набитого зала знаменитого Palais des Festivals et des Congrès). Триумф на Всемирном мобильном конгрессе в Барселоне, к которому Мартынов с коллегами как раз с трудом смог вытащить партию телефонов с фабрики-шантажистки. В мировой прессе YotaPhone, еще далекий от презентации, встретили восторженно, прогнозируя ему роль гаджета, который изменит рынок мобильных устройств. В октябре 2013 года в Москву приехал читать лекцию Стив Возняк, и снова Мартынов смог добраться до нужного тела и показать свое изобретение. Возняк не только остался телефоном доволен и сказал российским телевизионщикам, что хочет такой же, но и пригласил Мартынова на ужин пообщаться. Мартынов не верил в происходящее — российский стартапер сидит за одним столом с легендарным Возняком, одним из основателей легендарной Apple, они обсуждают выход первого фильма про легендарного Стива Джобса, и все это благодаря еще не запущенной в ­серию идее.

В такие моменты казалось, что победа вот уже совсем рядом.

Сергей Чемезов и Дмитрий Медведев вновь встретились три года спустя, 4 декабря 2013 года. Глава «Ростеха» ­привез теперь уже премьеру первый тиражный экземпляр YotaPhone 1 с большим логотипом госкорпорации на весь экран. Медведев, нажимая на теперь уже работающий телефон, усмехнулся: «Короче, Apple напрягся».

В это же самое время в центре современного искусства «Гараж» проходила совсем иная презентация YotaPhone. Последнюю пару дней Мартынов с командой носился с подготовкой выступления, распечатали большие монохромные фотографии, жена Маша помогала развешивать баннеры, приехало 150 журналистов со всего мира. Владислав вышел на сцену под нестройные аплодисменты — джинсы, заправленная голубая рубашка, телефон в сжатых руках, YotaPhone, прямо как iPhone, на большом темно-синем экране за спиной. Мартынов целый час говорил по-английски и первым делом сказал: «Знаете, в нашей жизни у каждого бывают моменты, когда мы долго и старательно работаем и наконец-то показываем результат наших усилий. Сегодня этот момент настал у меня и моей команды». Мартынов был счастлив — ему казалось, что у него наконец-то получилось: ­"Западная пресса писала с восхищением не только про нас, про наш телефон, но про Парк Горького, про «Гараж», про Москву, про Россию, что это абсолютно нормальный европейский­ горо­д, абсолютно нормальные европейские люди. Было невероятное ощущение, что я справился со своей миссией ломки стереотипов, хоть в локальном масштабе". Но радость, как это часто бывает, оказалась недолгой — ­первым знаком был тот самый вопрос от ­журналиста: «А черную водолазку не надели, чтобы совсем не быть похожим?» Немного растерявшийся и с едва заметным раздражением Мартынов ответил: «Знаете, я еще и кроссовки не надел. У меня черные ботинки». В России ничего не ­поменялось.

Следующие несколько месяцев те­лефон подвергался критике в прессе. От утверждений «YotaPhone не существует, это миф — это всего два аппа­рата, которые собрали вручную для ­показухи», до «продалось 600 теле­фонов из партии 10 тысяч». В целом Мартынов считает, что отечественные журналисты, блогеры и продавцы магазинов, начитавшиеся шуток в интернете и пугающие ими покупателей, усложнили вывод YotaPhone 1 на российский рынок. За первые два месяца они продали 17 тысяч трубок, за год — 30 тысяч. Про телефон писали, что он на самом деле не экономит время, что второй экран не стал killer feature, что экраны маленькие, блеклые, плохие, технические спецификации отстают от общепринятых, а сам телефон слишком дорогой — проще купить дешевый смартфон и электронный ридер в придачу. Наконец, самая загадочная часть претензий: с одной стороны, телефон назван первым русским смартфоном, но собирается не в России — это плохо, значит, это не русский телефон. С другой стороны, все, что собирается в России, — плохо, поэтому телефон в любом случае был бы плохим. Владислава Мартынова эти замечания и сегодня задевают — с ­некоторыми он согласен, с другими наотрез нет. Он не устает повторять: можем ли мы сказать, что iPhone — китайский телефон? Ведь Apple не производит свой телефон — он его проектирует, а производит в Азии. Или это все-таки американский телефон, потому что он создан в недрах Силиконовой долины? А имеет ли это вообще какое-то значение? В словах Мартынова есть противоречие: он говорит, что национальность телефона не имеет значения, но при этом хотел бы с помощью русского YotaPhone уничтожать стереотипы о русских. Но одно он признает без споров: конечно, первый телефон был ожидаемо не верхом фантазий, поэтому сразу же после его выпуска Yota Devices занялись вторым поколением телефона.

Новый YotaPhone 2 презентовали уже через три месяца на Всемирном мобильном конгрессе в Барселоне и начали продавать ровно через год, в декабре 2014-го. Из брусковатого он превратился в более обтекаемый, похожий на те ранние концепты, с двумя большими экранами, без лишних кнопок. Камера переехала с нижней части корпуса наверх, задний экран стал полностью сенсорным, и на него теперь можно вывести любую информацию. Презентация YotaPhone 2 стала сенсацией. На протяжении трех дней работы конгресса легко можно было найти стенд Yota Devices из-за огромной очереди. Количество желающих посмотреть на русский чудо-телефон зашкаливало. За время работы конгресса телефон завоевал 20 престижных наград. Фотография Мартынова с командой и всеми призами в последний день конгресса лучше всего доносит те эмоции радости и гордости, которые их переполняли.

Смартфону придумали слоган и рекламную кампанию — «Телефон с двух сторон». Бизнес наконец-то стал приобретать понятные очертания, но тут, конечно же, началась война.

Последние десять месяцев жизнь Владислава Мартынова похожа на отлаженный, а потому зубодробительно скучный механизм. Он в одиночестве приезжает в аэропорт Шереметьево, катит свой крошечный чемодан к стойке регистрации, встает в очередь для бизнес-класса, проходит контроль, одним из первых попадает в самолет, располагается в большом кресле, убирает багаж, ужинает, делает записи, засыпает. Просыпается утром в Пекине, одним из первых покидает борт, не задерживается на границе, не ждет багаж, выходит и ищет свое имя на табличке среди встречающих. Очередной водитель, который опознает Мартынова по присланной его помощницей фотографии, отвезет его к очередной черной представительской машине, откроет ему дверь и без лишних слов поедет в гостиницу Park Hyatt, такую же кобальтово-серую­ и безликую, как и все подобные гостиницы по всему миру. Потом водитель отвезет его на встречу, где он выложит на столешницу свой телефон задним экраном кверху и блокнот, потом его заберут обратно. В лучшем случае проведет вечер в пекинском клубном доме Johnnie Walker House. Далее — аэропорт, бизнес-класс до Гонконга. Портье в The Upper House Hotel узна­ет его в лицо, встреча с инвестором в ­офисе через дорогу, ужин в гостиничном ресторане на последнем этаже ­небоскреба.

Мартынов — отец троих детей, он приятен и учтив в общении, искренне смеется, а людям, которые с ним только познакомились, может показаться, будто он стоит на сцене и смотрит на себя со стороны. Мартынов говорит, что эта привычка выработалась у него за время работы в Yota: «С первого дня работы над проектом почти все, что я говорил и делал, подвергалось сомнению, уровень скепсиса зашкаливал. Я был будто под микроскопом. Поэтому, с одной стороны, при первом знакомстве я осторожничаю, а с другой — мне важно объяснить и убедить собеседника в перспективности нашего продукта и, если надо, разрушить негативный стереотип о нас. А первое впечатление можно оставить только один раз. Такой стиль мне помог убедить работать с нами оператора связи Vodafone, поставщиков комплектующих Qualcomm, E-Ink. Убеждать ­текущих инвесторов не останавливать инвестиции в течение пяти лет и привлечь новых инвесторов из Гонконга».

Он любит рассказывать безумные истории из своей жизни, вроде тех баек про времена в мореходке, когда морячков высаживали на остров где-то на границе с Норвегией и заставляли выживать в диких условиях, прежде­ чем зачислят. Или тот раз, когда во время очередной командировки в Пекин таксист увез его в спальные дворы, вытащил из машины и пытался передать суровым китайским гопникам в спортивных костюмах и на черном BMW. Или тот раз, когда он со своим операционным директором Лау Геклером двадцать часов удирал на машине от урагана «Сэнди» и травил байки, а Лау боялся за свою жизнь. Маленький Toyota Prius постоянно сносило сильным ветром, особенно сильно колбасило машину, когда ее обгоняли гигантские американские грузовики, видимость была не больше пяти метров из-за сильного дождя, Владислав увлеченно рассказывал очередную историю, фонтанировал идеями приложения для второго экрана и о том, как YotaPhone завоюет американского потребителя, — и все это придерживая руль одной рукой.

Сегодня на Россию приходится меньше половины продаж YotaPhone. За месяц до презентации YotaPhone 2 Владимир Путин подарил одну трубку предсе­дателю КНР Си Цзиньпину, за что телефон в Поднебесной немедленно прозвали PutinPhone.

Разговоров о переводе производства на родину и об импортозамещении много — но складывается ощущение, что мало кто понимает, что надо сделать, чтобы появилось больше российских инновационных продуктов и компаний, которые могут конкурировать на глобальном рынке. «Мы с акционерами, которые финансировали наш проект все эти четыре года, не смогли найти в России ни одного инвестиционного фонда или инвестора, который бы присоединился к нам и продолжил финансировать наш проект, даже разговор до цен не доходил, — рассказывает Мартынов. — И при этом с европейскими, американскими, канадскими и азиатскими инвесторами мы доходили до условий сделки. Из-за геополитики отвалились все, кроме азиатских». Последний год Yota Devices находится не в лучшем состоянии — из-за того, что телефон оплачивается в валюте, его себестоимость растет, маржа снизилась, компания зачастую не зарабатывает на продажах. В компании более года перебои с финансированием, нет денег на маркетинг, на ряд других жизненно важных направлений, тот же китайский рынок приходится захватывать медленными темпами. Как результат пришлось сократить команду и расстаться с сингапурской компанией Hi-P, которая не в состоянии обеспечить Yota должное качество и цену, а поэтому и вопрос с производителем тоже необходимо решать. Выход на азиатских инвесторов затягивается из-за местных особенностей ведения бизнеса, без инвестиций нельзя запустить третье поколение телефона, выход которого уже задержан на шесть месяцев. В октябре 2015-го гонконгский инвестхолдинг REX Global Entertainment за $ 100 млн подписал соглашение о приобретении 64,9% Yota Devices, но в последний момент поменялась структура сделки, и получение денег было отложено на несколько месяцев. «Иногда думаешь в момент минутной слабости: достало все! В такие минуты я себе говорю: «Ты за пять лет через такое прошел и в последний момент сдашься? Ты что, мужик! Соберись, тряпка», — смеется Мартынов. Он не сомневается: его компания — без трех минут чемпион, осталось сделать последний рывок.

Вэтом году Мартынов планирует запустить YotaPhone 3, если все пойдет как надо. Как новый смартфон встретят на родине, никто не знает. Одно очевидно — ­Владислав Мартынов очень обижен: «Это все какая-то катастрофа. ­Основная проблема с ­инно­вациями в ­стране — никакой ­эмо­цио­нальной поддержки для ­стартапов. Мы как ­общество не осознали, что без этого у нас не ­будет тех­но­логического ­прорыва. У нас должен быть российский телефон, российский Стив Джобс, но речь не о ­про­дукте для России, а о компаниях масштаба Samsung и Apple. Импортозамещение, гово­рите? Нам надо мыслить шире — не импорт замещать, а самим экспортировать отличный продукт». Несмотря на «катастроф­у», Мартынов не задумываясь говорит, что все равно бросился бы в это дело, даже если бы знал с самого начала, что его ждет. Он не сомневается, что так должен поступать каждый, кто собирался или уже занимается предпринимательством и стартапами в России: да, буде­т неподъем­но, да, возможно, никто не оценит результа­т, да, будут опускаться руки, но есть шанс, что дело выгорит. И сред­и российских предпринимателей есть такие примеры­, хоть и редкие: Евгений Касперски­й (Kaspersky Lab), Сергей­ Белоусов (Parallels и Acronis), Давид Ян (ABBYY), Аркадий Волож (Yandex). Поверьте, найдутся и другие.

Вот так и получается, что начатый крестовый поход ради борьбы со стереотипами о нас на глобальном рынке часто заканчивается не­обходимостью победить наше же ­представление о сами­х себе. А эта ­ситуация будет ­похуже любого вавилонского разговорника.